Москва – не заграница

Рубрики Favorite, Отчеты о произошедшем

История болезни

Началось все в три года, когда воспитательница в детском саду заперла меня в чулане и держала там до тех пор, пока я не начала заикаться. До 18 лет (т.е. когда я жила в Хабаровске), я была уверенна, что при моей внешности, это скорее проблема моих слушателей, чем моя. Но в Израиле участливые дяди и тети со всех сторон принялись объяснять мне, что это не так, а, поскольку, минимальными знаниями по теме они в большинстве своем не обладали, то, в конце концов, начали сводить меня с ума. После очередного предложения (что-то типа «Почему ты не делаешь операцию во рту») вопрос о том, чтобы стать пациентом, уже не оспаривался, оставалось только решить, к кому идти – к психиатру, или к психотерапевту. Но вторые беспомощно разводили руками, не забывая взять с меня кучу бабок за свои сеансы, а к первым пока что идти не хотелось. Это могло бы кончиться очень грустно, но кончилось очень весело – копаясь в просторах рунета, я нашла-таки свое спасение. Оказывается, в Москве не только знают, что такое заикание, но даже умеют от него избавлять при помощи методики Некрасовой. Вкратце, это логопсихотерапия, занятия в группах, каждый день, в течение полутора месяцев – и выходишь оттуда со странным ощущением, что революция, о которой так долго говорили… в общем, что она свершилась.

Но у меня все было не так. Ехать на полтора месяца в Москву было делом нереальным, зато на форуме заикающихся появился «старик» группы Некрасовой Николай, прошедший ее в 1988 году. Как-то само собой вышло, что завязалась активная переписка, и Николай по интернету не только вытащил меня из плачевного состояния, но практически довел до уровня выпускников этой группы. Жизнь заиграла новыми красками, а участливые дядьки превратились вдруг в нормальных мужиков (здесь по идее должна быть картинка «до» и «после»). А в октябре Николай с женой пригласили меня пройти двухнедельный поддерживающий этап группы 2003-го года в Москве, и я, неожиданно для себя, согласилась.

Николай с женой Наташей

Из Золотого в Златоглавую.

Признаюсь своей подруге Оле из Питера:
– Знаешь, я никогда в Москве не была…
– Да ладно, я тоже…

И вот я прилетаю в столицу своей Родины, в которой в честь моего приезда понабросали везде снегу, температуру в градуснике снизили – после Иерусалимских 32 градусов тепла топтание по белому и скрипучему казалось мистикой. Захотелось увидеть пьяных мужиков в ушанках и с гармошками, баб в кокошниках и Аллу Пугачеву, но вместо этого ждало Внуково – не самый привлекательный аэропорт, зато хорошо напоминающий о советских временах каждой своей выбоиной. Но приколы начались еще с трапа самолета. Когда через двадцать минут после посадки, все пассажиры набились-таки в автобус, он постоял для приличия еще несколько минут, а потом просто взял и развернулся в другую сторону, и открыл нам свои двери прямо возле входа в аэропорт. Хм… То ли они подумали, что гости из Израиля не в состоянии пройти самостоятельно 20 метров, отделяющие вход от трапа, то ли по уставу автобус положен был БЫТЬ, то ли водитель был антисемитом. Короче, сначала мы двадцать минут мерзли в автобусе, потом еще двадцать минут ржали от такого рашн джоук. В туалете, разумеется, туалетной бумагой и не пахло, зато пахло всем другим туалетным, и ассоциативно-нюхательная память донесла до меня ностальгические картины детства и отрочества. В соответствующем расположении духа я вышла в зал ожидания, а дальше все пошло вообще как-то нереально. Во-первых: впервые вижу человека, который стал для меня практически отцом по интернету; во-вторых: снег; в-третьих: все по-русски – О-ё! Еще несколько часов назад покупала носки на иерусалимском рынке, а теперь еду в московском метро и разглядываю ихние лица.

– Николай, почему мне кажется, что все русские на одно лицо?
– Это потому, Катя, что у нас у всех маленькие носы.

До меня доходит, что у НАС русские все-таки не совсем русские, и от этих людей в метро они все-таки отличаются, причем ничем иным, как названной частью тела и национальностью. Припомнив в уме лица друзей и знакомых, я соглашаюсь с Николаем: носы у русских просто микроскопические.

Я снова в совковом подъезде

Завтрак туриста: Где-то в середине каждого вагона метро, параллельно его стенкам и на высоте примерно полметра, проходит особая, невидимая иногородним, прямая, на которой располагаются особые точки: в эти точки сосредоточенно смотрят москвичи, не занятые чтением книг. Вы можете с интересом их разглядывать, строить им рожи и даже зарисовывать – проверенно, души этих людей витают далеко за пределами метро, здесь только рассаженные случайным образом телесные оболочки.

Только к вечеру там начинается какое-то движение – это катаются по полу пустые банки из-под пива: ввиду отсутствия малейшего намека на урны в вагонах и залах метро, люди оставили за собой право класть их прямо под себя, не сводя глаз с заветных точек.

Вы пробовали когда-нибудь слабоалкогольные напитки? Нет, не пиво, и не коктейли, а конкретные слабоалкогольные напитки? Нет? Правильно, их не существует. Их придумали москвичи после запрета рекламировать в метро сильноалкогольные напитки. И сейчас все стены развешаны плакатами с крупными изображениями разноцветных баночек, которых никогда не было в природе и не будет, а снизу подписаны названия известных производителей, типа «слабоалкогольный напиток «Столичная»».

Теперь, в течение недели, мне предстояло догонять недопонятое по интернету, а потом две недели – группа. Началась было приятная рутина: утром мы с женой Николая Наташей стоим перед зеркалом и сравниваем прически – у кого смешнее. Днем они на работе, а я, как хороший ребенок, делаю разные там упражнения. Вечером – воспитательная взбучка от Николая, плавно перерастающая в травлю анекдотов на кухне, распитию пива и последующую лечебную медитацию.

Но тут появился герой другого романа и не по сценарию влез в это распорядок.

Мы с Волковым 7 лет назад

Но тут появился герой другого романа и не по сценарию влез в это распорядок. Это был Юра Волков – моя первая любовь, случившаяся давно и длившаяся ровно 9 месяцев – срок, достаточный для того, чтобы выносить и родить мысль о том, что разбегаться надо НЕМЕДЛЕННО. И вот, через 6 лет после этого знаменательного события, Юра Волков узнает, что я жива и невредима, и, более того, собираюсь в Москву. И… я знала, конечно, что Волков псих ненормальный, и что только он способен прилететь из Хабаровска в Москву, чтобы типа пообщаться… Поэтому не удивилась, когда на третий день моего приезда в доме Николая прозвенел звонок и сообщил, что Волков вступил своими ногами на Московскую землю и уже сразу жаждет общения с гражданкой Сергеевой. Мне вдруг стало четырнадцать лет, и я запрыгала от радости. Потом вдруг снова стало двадцать один, и я подумала: чё за трипы нереальные??? Зато теперь мне было, с кем рассматривать Московские достопримечательности, помимо людей в метро. Поэтому следующая часть:

Москвич бежал за поездом метро, делая вид, что прогуливается

12 часов дня, я подхожу к Большому театру, напевая песенку «Ждет у подъезда мальчишка, может я смелая слишком, что разрешила себя поцеловать…». Однако же мальчишка никакой не ждал, т. е. я, как всегда, пришла вовремя, а Волков, как всегда, опаздывал на свидание. Вместо него, задорно на меня поглядывая, вокруг начал ходить мужик в плаще. Мужик в плаще… так, так… Мужик в плаще! Ха, неужели это то, о чем я подумала? – подумала я. Мужик тем временем подходит ко мне и… а об этом мы поговорим после рекламы.

Завтрак туриста: По всему центру Москвы расставлены био-туалеты, в том числе и на площади возле Большого. Теперь ходить по Большому можно, не только непосредственно в Большом, но и за его пределами. Туалеты, хоть и заметно убавляют величавости от вида столицы, зато решают известную проблему неприятного запаха в московских подъездах. Они небесно-голубого цвета снаружи и химическо-ацидного запаха изнутри, и вообще, когда подумаешь о принципе их работы, то становится не по себе.

Менты на фоне туалетов

Мужик в плаще подходит ко мне и предлагает «по дешевке» билеты на спектакль в Большом театре. Я отказываюсь, у меня сейчас и так спектакль начнется. Наконец, прибегает Волков, и я понимаю: он не изменился.

Несколько романтических воспоминаний о Волкове:

    1. Волков угрожал змеей учительнице химии, чтобы она поставила ему тройку в четверти, вместо двойки.
    2. Волков за одну ночь выучил всю химию и стал отличником.
    3. Волков был толкинистом и звался Scerebor, а кириллицей это писалось как Ысукуищк.
    4. Волков принес мне елочку на Новый год через полтора года после расставания.
    5. Волков женился в 18 лет.
    6. После моего отъезда, Волков написал серию антиизраильских стихов. Вот один из них:

На свободу с легким сердцем и чистой совестью.

Безлунной ночью в тёмное окошко
Негромко кто-то скрёбся и сопел.
Сначала показалось – кошка,
А это Божий Ангел прилетел.

Кем послан был, история молчит,
Быть может даже Господом самим,
Но его голос до сих пор звучит:
«Езжайте, Катя, в Иерусалим.

На тучных пастбищах Земли Обетованной,
Средь обретённых братьев и сестёр,
Откроются Вам тайны мирозданья,
Те, что сокрыты были до сих пор.

Там всё не так. Там даже воздух чище!
И там всего и сколько хочешь есть!».
А здесь… Что здесь? Здесь серо всё и нище.
Вот только Родина наверно всё же здесь!

Но Вам плевать. А не плевать – наплюйте.
Зачем Вам Родина, огнём она гори?
Российский паспорт в унитаз засуньте,
И с лёгким сердцем – в Иерусалим.

Волков на фоне собора

Ну вот, мы шагаем с Юрой по столице нашей Родины прямиком на Красную площадь. Идем, шутки шутим, смеемся, можно даже сказать ржем, разговариваем обо всякой фигне, как будто я и не жила четыре года в Израиле, а Волков не жил четыре года со своей медсестрой. Пришли – его пробила патриотическая слеза, гляди, говорит, Катька, это же ОНО!!! Сердце России, красота-то какая. Я по определению патриоткой России не являюсь, поглядываю подозрительно на многократно виденную мною по телевизору красоту и ною: пошли скорее на Арбат, на художников посмотрим. «Нет, в Кремль!!! Мы и идем в Кремль!» – ленинским жестом показывает патриотический Волков и тащит меня куда-то влево. «Ага, ты еще в Мавзолей меня пригласи», – обижаюсь я. Доходим до Кремля и оба победно друг на друга смотрим: Волков, потому что завел меня все-таки в нужное ему место, а я потому, что заметила сбоку надпись: «Кремль закрыт». Значит, провидение на моей стороне, и мы идем на Арбат.

Завтрак туриста: Если вы привыкли обращаться к прохожим фразами типа «Извините, пожалуйста, как пройти в небезызвестное вам место?», то у вас нет никакого шанса найти это место в Москве. Здесь в почете краткость: «Арбат где???» – кричите вы, преграждая путь пролетающему мимо человеку. Человек, не сбавляя скорости, махает вам в неопределенном направлении: «Там», и вас отбрасывает в сторону волной воздуха, исходящей от него. Потыкавшись немного в направлении «там», мы с Волковым решили действовать со смекалкой и изобрели новый патент узнавания дороги в Москве.

Спрашивать надо у людей рабочих: дворников, уборщиков, листограбельщиков, пискоструйщиков. С удовольствием отвлекшись от работы, эти люди подходят к вам, закуривают сигаретку и обстоятельно разъясняют все возможные пути до Арбата и обратно.

Арбат, и правда, находится «там» и представляет собой узкую улочку. На улочке тесными рядами сидят мои коллеги со знакомыми по рекламке девочки из Пи-пи-пи портретами Мерлин Монро, Путина и Гафта. (прочитать рассказ о том, как я промышляю этим делом в Иерусалиме можно здесь). «Все, Волков, без портрета мы отсюда не уйдем», – во мне заиграл профессиональный интерес. Меня рисовали тысячу раз, и ни один портрет не был похож. Ну уж тут-то, в Москве… В Москве!!!

– Простите, сколько стоит у вас портрет?
– 500 рублей.
– Ну и ни хрена себе у вас в Москве цены…

В конце концов, два мужика, к которым я обращаюсь, соглашаются нарисовать портрет за 400 деревянных, я радостно усаживаюсь. Один мужик лениво говорит другому: «Иди ты рисуй». Другой мужик поднимается и лениво раскладывает стульчики. «Это че, у них одна реклама на двоих, что ли?», – я пожала плечами, у нас в деревне такого отродясь не бывало. Мужик начинает размахивать кистью, а я начинаю рассказывать ему о нелегкой жизни уличных художников в Израиле: «Нас, говорю, там всего три штуки, и берем мы, в отличие от вас, красавцев, всего по 50 шекелей за портрет». Мужик сочувственно качает головой. «Хотя, продолжаю я, вы-то тут вона как, а мы там так себе… И рисуем по двадцать минут всего…» «Двадцать минут??? Всего???» – искренне удивляется мужик. Тут я догадываюсь спросить: «А вы? А вы сколько времени рисуете?…» Мужик уклоняется от ответа: «Ну, минут так сорок…» Я сглатываю замершую слюну. «Холодно у вас тут, однако», – замечаю я. Холод начинает пробегать по моему телу все чаще и чаще. Волков тем временем, чтобы не замерзнуть, носится по рядам и развлекает ленивых художников хабаровскими шутками. А я неподвижно сижу на стульчике и медленно превращаюсь в Холодную Роковую Женщину. «Волков!!! – кричу я, – что-то стало холодать!!! Не пора ли нам поддать???» «Пора, пора, – радостно кричит Волков, отбегая от очередного дядьки с Гафтом, – только пусть он сначала портрет дорисует!». Логично, думаю я, но эта мысль меня не успокаивает. Мужик продолжает размахивать кистью, а Волков скрывается в кулинарном магазине, находящемся напротив. Вот падла! Погреться пошел! Меня затрясло еще сильнее, я подумала было, что от злости, но поняла, что нет, что мне приходит конец. «Тепло ль тебе, девица? Тепло ль тебе, красная», – издевается дядька. «Тепло, дяденька, вы рисуйте, не отвлекайтесь». Если сам видит, что красная вся, то зачем спрашивает? Тут из двери кондитерской появляется Юра с горячим кофе и пирожным и кладет добычу на асфальт подо мной. «Барух ата, адунай», вырывается из меня, пришло мое спасенье. Но кофе, попадая в мой холодный рот, мгновенно охлаждалось, невкусным же оно было с самого начала. Дальше я ничего не помню.

Дяденька, за что ж вы меня так?

Через полтора часа мое оцепенение прервал художник, объявивший о том, что он кончил. Я хотела было посоветовать ему обратиться с этой проблемой к сексологу, но тут он показал мне портрет. «Ааааа», – испугалась я, но ничего больше не сказала и побежала в находящийся неподалеку био-туалет. Через пять минут мы с Волковым уже стоим в кондитерской за стоячим столиком, пьем кофе с коньяком и с сомнением разглядываем нарисованное лицо. «Это Гафт!», – говорю я. «Да ну тебя, похоже», – успокаивает Волков. «Похоже-то, похоже, только не обязательно было подтверждать этим портретом то, что и так все знают. То, что я произошла от обезьяны». Одним словом, я обиделась. Ну зачем же он так? Ладно бы еще не похоже было, так ведь похоже, но… некрасиво как-то. Не хорошо. Не эстетично. Но тут за наш столик по очереди начали вставать наши земляки с Дальнего Востока, и неудачный портрет забылся. Немного отогревшись, мы пошли гулять по Новому Арбату – на старый уже как-то не тянуло.

Завтрак туриста: Заходя в Торговый центр на Новом Арбате, знайте: там вы можете встретить народного артиста России Михаила Михайловича Державина, который с удовольствием с вами сфотографируется, а также расскажет несколько интересных историй о своих гастролях в Израиле.

На следующий день мы решили поклевать посеянное кем-то разумное, доброе, вечное и пошли в Третьяковку. Возле картины «Явления Христа народу», Волков сказал неприличное слово про евреев. Я офигела: «Ты думай, кому ты это говоришь!» Завязался спор, чуть ли не переходящий в драку с мордобитием. Проблемы еврейства, так волнующие Волкова, плавно переросли в охаивание им американцев, немцев, иностранцев вообще, москвичей, работников музея, а главное – нашего общего с Юрой хабаровского знакомого Валю Гомза, не имеющего, кстати, никакого отношения ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Из всего этого выходило, что единственным человеком, имеющим право на существование в этом мире, является он сам, Юра Волков Великий.

Притча о Вале Гомза.

Валю всегда не любили гопники. Не любили его и неформалы, но они хотя бы не били, поэтому Валя считался панком еще тем. Валя был большим. Очень большим. А девушек себе выбирал очень маленьких. И средних. И больших. В общем всяких, какие попадутся. Девушек у Вали было много, когда сразу, когда по очереди. Появлялись они неизвестно откуда и исчезали неизвестно куда, поэтому если их и видели, то только в Валином обществе. Но притча не об этом. А о Валином доме.

Зная, где находится Валина многоэтажка, совсем не нужно было знать остальных подробностей адреса. Заметив крупную надпись «Гомза лох», написанную местными гопниками на дверях подъезда, нужно было зайти в него и, следя за надписями, медленно подниматься вверх. По мере скопления надписей «Гомза лох», приближалась Валина квартира, а возле его звонка от этих надписей было черным-черно. Ошибиться было невозможно.

Когда мы с Волковым поругались окончательно, а потом отошли, то поняли, что из Третьяковки надо срочно валить, так как там на картинах то и дело мелькали носатые лица, чреватые новыми конфликтами. Мы зашли в ближайшее бистро и расположились. «Напомни мне в семь позвонить Николаю», – попросила я. «Угу», – не обратил внимания Волков. Сначала я пила медовуху. Волков пил пиво. Потом я снова пила медовуху, а Волков опять пил пиво. Потом уже и я пила пиво. Потом я яростно отказывалась от того, чтобы Волков налил мне в пиво водку. Потом мне уже было все равно. Потом мы выпили по два ершика. «У нас в деревне были тоже хиппаны!», – кричу я, глядя на входящих в бистро пацанов. «Пиво без водки – деньги на ветер», – орет Волков, подливая мне в стакан. «Что это такое???» – удивляюсь я, пытаясь отмыть в туалете нездоровый румянец с щек, носа и подбородка. «Девушка, как вас зовут?» – спрашивает меня Волков. В одиннадцать часов вечера метро мгновенно переносит нас из бистро прямо к двери Николаевской квартиры. Дверь открывают Николай и Наташа с озабоченными лицами. «Здравствуйте, извините, я опоздала», – пьяным голосом произношу я. «Здравствуйте, меня зовут Юра Волков», – пьяным голосом произносит Юра Волков. Спровадив нежданного гостя, я начинаю просить прощения за столь недостойное поведение. «Да ладно, – добреет Николай, – пиво без водки – деньги на ветер». Дают мне таблетку от головной боли, и идем спать.

Ба, знакомые все лица

Прервем на время исследование просторов Родины и займемся рассматриванием семейных фотографий. В Москве живет моя двоюродная бабушка, у которой не только весело и вкусно, но еще и показывают фотографии родственников, не имеющиеся у нас. Сразу прояснился вопрос, мучивший меня долгие годы: на кого же я похожа.

Вот фотография моих мамы с папой. Сходство у меня с ними, как вы видите, весьма незначительное. Ну нос немного на папин похож… Улыбка мамина…

А это бабушка с дедушкой, и для сравнения, мое фото посередине. Теперь все становится понятным. Сходство просто поразительно.

Даже в детстве (дед и я).

А это мой прадед, главный режиссер еврейского театра в Биробиджане, Ефим Гельфанд.

Не кочегары мы, не плотники

И вот, наконец-то группа. Дальше все будет изложено в простых диалогах, но, для начала, нужно представить основных героев пьесы. Участники группы называются детьми. Выпускники – стариками.


  • Наталья Львовна. Руководительница группы. Человек, полностью увлеченный своим делом. С ее легкой руки ни в России, ни за ее пределами скоро не останется ни одного заикающегося.

  • Женя. 40 лет. Ребенок. Руководитель фирмы по продаже унитазов. Научился говорить, и теперь его уже ничто не остановит. Пестует диафрагму (об этом далее). Если бы не он, мы бы все в группе соскучились насмерть.

  • Миша. 31 год. Ребенок. Учится на режиссера. Красоты неописуемой. При этом сохраняет очаровательную детскую наивность. Недостаток один: женат.

  • Сережа. 22 года. Ребенок. Гений программизма, к тому же стопроцентно наш человек. Во всем ценит четкость и порядок. Пройти эту группу у него называлось «решить проблему», возникшую два года назад. Проблема была решена, в блокноте была поставлена галочка.

  • Юля. 24 (кажется) года. Ребенок. Психолог. Работает на телефоне доверия.

  • Володя-старший. 29 лет. Ребенок. Где работает, не помню, да это и не важно. Важно, что широкой души человек. Важно, что обаятельный. Важно, что внешностью располагает.

  • Володя-младший. 16 лет. Ребенок. Тут слова не уместны, по фотографии все видно.

  • Костя. 19 лет. Старик. Отлично разговаривает, когда разгоняется.

  • Оксана. 19 лет. Старушка. Студентка-психолог. Звезда. Просто звезда. Хоть сейчас на подиум.

Ну вот, пока все, а то так можно до бесконечности. На основном этапе были еще близнецы (!), но сейчас они не ходили, а жаль. Если кого не назвала – не обижайтесь: значит вы просто не отмочили ту самую КОРУ, которую я запомнила и записала.

 

Ну вот, погнали:

Раньше в автобусах висели бумажки с надписью «похудей быстро!». При зачеркивании первой и пятой букв получался лозунг, который мы с Оксаной забыли повесить над входом в кафе, где грелись после похода на ВДНХ.

– А когда я в школе заикалась…
– Мне легче было говорить, когда…
– Слушай, а как у тебя с буквой «п»?
– А когда вопрос в лоб задают – это вообще пипец
– А я ему говорю: «Скажи тру…тру…тру…», а он мне: «тру-тру-тру»!
– Я вообще однажды, так выдала…
– С мужиками главное – кокетничать, и вообще можно не говорить ничего…

Примерно такие обрывки фраз доносились от нас в течении полутора часов. Ни один посетитель в кафе не задержался. А ведь могли бы на пленку записать и за большие деньги продавать.

С Костей и Володей-младшим пьем пиво в баре.

Володя: – Я раньше всегда на маршрутках до конечной доезжал.
Я: – Почему?
Володя: – А там написано было: «Об остановке объявить водителю заранее, громко и четко»
(смеемся)
Костя: – А я из принципа вставал и говорил. Громко и четко.
(смеемся)
Я: – Хорошо, что я не в Москве живу.

С теми же все в том же баре. Подходит официантка.

Костя (еще не разогнался, медленно):– Принесите пожалуйста тр…
Официантка поводит бровью.
Мы с Володей хором: – три поллитры пива!!!
Официантка уходит.
Костя: – Ну вот, а я ведь почти сказал…
(смеемся)

Те же внешне, но уже другие, хорошие, внутри, все в том же баре, через час.

Кто-то из нас: – Может, все-таки, сменим тему?
(ржем)

Пестнь пестней диафрагмы. Женя. Монолог.

– Я почти победил в себе маленького заику. Он все хотел заикаться, а я мучил его изнурительными упражнениями, дыхательной гимнастикой Стрельниковых, ходил гусем. «Будешь заикаться???» –говорю я ему. «Буду!» – отвечает он. Тогда выдаю еще пол часа изнурительных упражнений. Делаю и плачу. Не хочу, но делаю. Со слезами на глазах. И так будет до тех пор, пока он не испугается и не убежит. Поэтому каждое утро делаю гимнастику Стрельниковых и хожу гусем. Ходить гусем – особенно важно. Это упражнение дает опору на диафрагму. Я стал наслаждаться своим красивым голосом с опорой на диафрагму. Диафрагма – это мышца, которая напрягается только во время речи. Поэтому надо ходить гусем, и наматывать километры речи. Километры речи. И ходить гусем. Только тогда, когда я научусь всегда в разговоре опираться на диафрагму, как, например, сейчас (вы чувствуете мою диафрагму?), я смогу победить в себе маленького заику. Он устанет, в конце концов, от моих упражнений и скажет: «Все!!! Не буду больше заикаться!!!»

На занятии подняли тему агрессии и связи ее с заиканием.

– Я считаю, что заикание и агрессия не связаны, – разглагольствует Сережа, – хотя… когда я был скинхедом и футбольным фанатом, дрался после матчей и в метро, и люди от меня шарахались на улице, вот тогда я не заикался… (мечтательно улыбается)

Тут Наталья Львовна предлагает оценить, какие из способов не заикаться (которые аккуратно были выписаны в тетрадочку) являются наиболее агрессивными. Все начинают веселиться:

– Медленная речь! «Я… буду… говорить… с вами… меееедлеенно…..»

– Громкая речь! «ВСЕГО ВАМ САМОГО ХОРОШЕГО!!!»

– Мягкие «п», «т», «к»! «Паскуда… твою… козел…»

–Паузы в разговоре! «Я думаю, что вы…»

Тут я смотрю на еще один пункт в тетрадочке и начинаю угарать. Показываю самый агрессивный пункт Сереже, и мы уже оба скатываемся под стулья. Там написано «Расслабленная челюсть».

Первым заданием группе на основном этапе (весной) было обращаться ко всем людям в предельно медленном темпе речи. Вы даже себе не представляете, в каком медленном. Т.е. ходить по улицам, магазинам и метро и намеренно приставать к прохожим и продавцам с фразами типа «Скаааажииииитеееее, пооооооожаааалуууууууйстааааааааа, скоооооолькооооооооо врееееееееемяяяяяяяяяяяяя?????????»»»»»»»»»»»»»»

Женя и Миша пошли на промысел. Подходят к магазину, Миша ждет снаружи на шухере, Женя (еще тогда не пестуя диафрагму) заходит вовнутрь. Выходит красный и веселый:

– Представляешь, Миша, над тобой сейчас смеялись.
– А надо мной-то за что? – удивляется Миша.
– А я, чтобы не стесняться, представил себе, что я – это ты.

Миша покупает в метро карточку. Медленно разъясняет кассирше, на сколько поездок. Сзади гопники начинают похихикивать. Миша разворачивается всеми своими плечами:

– Вот так, громко и четко! А вы как думали?

Мы с Сережей устроили утреннюю вылазку, атакуя все, что движется.

– Здравствуйте, вы не подскажете, какая разница во времени между Москвой и Хабаровском?
– Извините, как звонить в Америку?
– Сколько времени будет завтра?
– Где переход на Каховку? (под большим плакатом «Переход на Каховку»)
– Простите, мы находимся в метро?
– Сами мы не местные…

Завтрак туриста: если к вам за эти пол часа обращается уже третий человек, медленно спрашивающий, «сколько время?», значит где-то неподалеку тусуются заики.

Пестнь пестней диафрагмы. Женя. Монолог.

Посмотрите на мою диафрагму. Как она расширяется, когда я говорю. Для того, чтобы эта мышца была так сильно развита, как у меня, надо, каждое утро ходить гусем и делать гимнастику Стрельниковых. Вы думаете, у меня есть на это время? Вы думаете, мне не надо кормить семью? Вы думаете, что мне это нравится? Нет, мне это не нравится. Я бы с удовольствием послал бы все это подальше и поспал бы в эти полчасика. Но я поставил себе цель. И теперь почувствуйте, как движется моя диафрагма. Какой глубокий голос выходит из меня. Нет, вы положите руки на мою диафрагму, вы ПОЧУВСТВУЙТЕ, как она напрягается, когда я говорю. Я могу слушать свой голос, сколько угодно, и он мне нравится. Я готов говорить сколько угодно на эту тему. А все потому, что я этим увлечен! И чем громче я говорю, тем больше нравится мне свой голос. Я, как бы это сказать, наслаждаюсь своей речью. Я готов продолжать говорить о диафрагме столько, сколько пожелаю. Я бы вообще не останавливался, если бы была такая возможность…

Гимнастика Стрельниковых представляет собой комплекс дыхательных упражнений, который оказывает неоценимую пользу в постановке дыхания. Но выглядит это дело, мягко сказать, обхохочешься. Представьте, стоят в кругу энное число чуваков и дрыгают разными частями тела вместе с шумными вдохами носом, и все это так задорно и под музычку. Зато, когда находишься внутри этого праздника, начинаешь ощущать истинную бодрость духа и единение с окружающими.

В качестве задания по повышению уверенности в себе Сережа и Володя-младший сделали вот что: зашли в вагон метро, разулись, встали в необыкновенные позы и начали делать гимнастику Стрельниковых, громко при этом считая (это мне Володя-старший рассказывал). По окончанию сией процедуры, они обулись и невозмутимо вышли из вагона под бурные аплодисменты публики. Безразличные москвичи оторвали свои взгляды от книг и пустоты и правда начали аплодировать!

Мама привела к нам на консультацию тридцатисемилетнего сынулю. Вот, говорит, мальчик заикается. Мальчик вида весьма внушительного, директор фирмы. Объясняет: «Нет, я совсем не считаю, что я заикаюсь (и правда совершенно хорошо говорит), я так сказать…» И выдает нам целых пять минут повторяющегося «так сказать».«Я, так сказать, или говорю хорошо, или вообще не говорю». Тут всем захотелось высказаться по теме, но слово первым (и последним) взял Женя. Причем здесь диафрагма, мы так и не поняли, но Женя свои потребности в километрах речи удовлетворил.

К нам пришла студентка с психологии. Все по традиции стали спрашивать, кто она, и на какую тему курсовые пишет. Девушка призналась, что последняя работа у нее была о фанатизме. Тут Миша вскакивает:

– О фанатизме??? А вы не могли бы рассказать поподробнее? Я, видите ли, вчера ехал в метро вместе с Женей. И он…

На два дня нам выделили помещение со сценой в институте психологии. Прибежала куча студентов, полюбоваться на нас. Наталья Львовна, чтобы устроить нам экзамен, загнала всех на сцену и предложила сыграть тот спектакль, который мы вместе смотрели вчера. Разумеется, никто ничего не помнил, и начали импровизировать. Лучше всех вывернулся Сережа, который пробегал в нехороших паузах по сцене в роли ангела и весело махал руками. Чтобы лучше войти в роль, он выкопал где-то под роялем белую халабуду, на которой в лучших традициях психологических институтов было написано «Внутренний голос». Действо длилось полтора часа, потому что, войдя в роли, мы уже не могли слезть со сцены. Только внутренний голос уже задолбался бегать по сцене в паузах.

На выпускном вечере мы поставили «Матрицу» с переделкой на нашу тему. Нео (которого играл Володя-младший), шел у нас не за белым кроликом, а за гусем (им, конечно же, был Женя). А вместо знаменитой фразы «Ай ноу кон-фу» Нео сказал «Я знаю Гимнастику Стрельниковых» (Володя сидел у компьютера и дрыгался в такт делающих гимнастику нас на заднем плане). Юмора никто не понял, т. к., кроме нас, «Матрицу» никто не смотрел. Но нам понравилось. Потом мы с Сережей играли Хармса, потом Миша долго что-то читал, потом стало грустно, потому, как предстояло расставаться. На следующий день не только был мой день рождения, но я еще и улетала в Израиль.

Чаепитие с тортиками. Каждый берет слово и говорит, как он здорово оторвался в группе. Все бы хорошо, но тут вступает Женя и начинает пестовать диафрагму. Через 15 минут:

– Разве он пять минут назад не сказал, что заканчивает? – спрашиваю я Юлю с Сережей. Все смеются.

Женя тем временем продолжает:

– И каждый из нас внес свой… внес свой… (думает)

Тут из угла доносится хриплый еврейский голос:

– Лепту… Хи-хи… – это пришел к нам на праздник старик группы 1984 года Давид.

Напоследок начали провожать меня в долгий путь, и все встали в круг, чтобы сказать мне пару ласковых. Такого количества ласковых я давно не слышала, поэтому чуть ли не упала в обморок от переизбытка чувств. Рот устал улыбаться, сердце устало волнительно биться, я уже ничего не соображала. На следующий день меня сначала поздравляли с днюхой Николай с Наташей, потом баба Доля с сыном. Одним словом, в самолете от еды я отказалась. Было жалко, что все закончилось, но мне предстояло еще одно испытание.

 

Я не тормоз, я только учусь

Все дело в том, что, улетая, я пообещала Николаю, Сереже, Наталье Львовне и, главное, себе, что первые две недели в Израиле буду говорить очень медленно везде и со всеми. И вот я лечу в самолете и пытаюсь представить себе, как же это у меня получится. Хотела было для тренировки позвать стюардессу и сказать: «Приииинееесииитеее поооожааалууууйстаааа рвоооотныыыый паааакееееетииииик», но не решилась. Ладно, думаю, дождусь встречи с мамой, там все станет ясно.

Мама через пол часа уже к этому привыкла, бабушка тоже. Теперь надо было предупредить друзей. Обреченно звоню Юльке:

– Юууууляааа, яааа пееерееестааалааа заааииикааатьсяааааа…
Из трубки доносится дикий гогот:
– Пооооздраааавляаааюууууу!!!!

Как назло, всем друзьям и знакомым вздумалось звонить мне и поздравлять с днем рождения. Никак этого было не избежать. Всем приходилось сообщать одно и тоже, что две недели они будут терпеть меня такую.

Миша Купчик: – Катюшка, только ты не удивляйся, если мы все через две недели тааак жеее зааагооовооорииим…

Сашенька Кравцов: – Да ты… ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха!!! А, да, я звоню сказать, что женюсь через неделю. (Тут уже я: «Ха-ха-ха!!!»)

Светка: – Такое чувство, что говоришь с автоответчиком.

Саша Табаков: – Да по мне ты хоть как говори, лишь бы звонила…

Сашка Черняков: – Катька, как хочешь, но говори быстро, у меня батарейки на телефоне садятся.

Полинка: – Ты теперь может хоть про какие ужасы рассказывать, мне все равно смешно будет.

Илья не обратил внимания и начал рассказывать мне о том, как его грузит армия.

Через неделю мы с Юлькой бродим по торговому центру. Обе разговариваем медленно (ее это тоже прикололо), а соответственно медленно ходим, медленно рассматриваем шмотки, медленно думаем. Вдруг, откуда ни возьмись, выбегает моя мама, быстро к нам подходит, махает, что-то тараторит, что-то нам в руки дает, куда-то нас ведет, на что-то показывает и убегает. Мы с Юлькой медленно переглядываемся:

– Юуууляааа, чтоооо ээээтоооо быыыылоооооо?????

Рассказываю однокласснику Оферу, что я делала в Москве.

Офер: – И что, в начале группы все заикались?
Я: – Да.
Офер (хватаясь за голову): – Боже мой, а как же вы между собой разговаривали???

Ну вот, эти две недели медленно прошли, правда день на седьмой-восьмой я не выдержала и сорвалась. Теперь что? В отличие от Сережи, я не могу поставить галочку в блокнот и сказать, что проблема решена. Но проблема уже не грузит и не мешает, наверное, это главное. Вылазит иногда всякая забытая гадость, но мы ее добьем, добьем ее опорой на диафрагму и гимнастикой Стрельниковых! И, если будут деньги, в следующем году в Москву стариковать поеду. А пока пожелайте мне удачи в бою.

Ваша Катя

Добавить комментарий