Москва
В один из дней московских каникул мне предстояло приехать со станции Нижние Ебеня на станцию, соответственно, Чистые Пруды. И в процессе этого длительного перемещения очень захотелось в туалет, потому что израильская привычка все время пить — это уже навсегда, пусть даже холод, вьюга и шапка, и ноги хлюпают по слякоти.
Так вот, выхожу я, наконец, на станции Чистые Пруды, и прямо возле памятника Грибоедову стоит замечательное коричневое строение с надписью «Московский общественный туалет» и каким-то таким же московским мотивирующим слоганом пониже (что-то типа «Сделано с любовью для ваших нужд»). А на входе инструкции по использованию, из которых становится понятно, что, всунув туда купюру в 100 рублей, ты получишь 50 сдачи и тебе откроется дверь в счастье.
В общем, стою я и уже немного нервно (потому что уже немного долго) пытаюсь запихать эту купюру в дырку, а она не лезет. Тут из-за угла строения выплывает расписной бомжеватого вида джентльмен с заготовленной фразой: «Да что ж вы, девушка, мы вас и так пропустим!, — а дальше уже не мне, а стучась внутрь туалета, — Колян, выходи!» По команде Колян выходит изнутри и таким же вежливым, как у его друга, жестом приглашает меня в свое скромное обиталище.
А я уже не в том положении, чтобы говорить кому-то свое фи, и уж точно не этим милым высококультурным людям. Когда я вышла, оба топтались неподалеку и робко спрашивали, не могу ли я дать им за это немножечко денег. «Говно вопрос, — говорю, — давайте по прейскуранту. Но у меня полтинника нет, только сотка». Бомжи с готовностью отсчитали 50 копейками, и я пошла довольная в следующие гости.
Такой сервис в Израиле ещё поискать.
Питер
Заходила в гости Ольга Гуревич, рассказывала много замечательного, в том числе такую историю:
Пару лет назад она жила в Питере. Причем не просто в Питере, а прямо на Рубенштейне, и не просто на Рубенштейне, а в аккурат напротив двора Довлатова, возле которого как раз поставили памятник, соответственно, ему.
Памятник-то поставили, но там он какой-то задумчивый и депрессивный. Каждое утро из этого двора выходила сильно престарелая мадама с русыми косами и ярко накрашенными щеками — неизменно при старомодном берете, вставала возле этого памятника и начинала сокрушаться, мол ох, не такой был Серёженька, не такой! Постепенно возле нее начинала собираться кучка заинтересованных зевак, и всем-всем она с чувством рассказывала, какой именно был Серёженька, явно намекая при этом, что знакомство с Серёженькой было довольно близким — возможно, именно таким, как вы себе представили (а, собственно, почему бы и нет).
На этом история не кончалась. После полудня из соседнего двора появлялась другая очень пожилая леди — в противоположность первой изящная, кружевная и в вуалетке — и тоже вставала в театральную позу, готовая поделиться со слушателями тем, насколько ошиблись создатели памятника в характере Довлатова. Часть толпы переходила к ней, и во дворе уже было две внимающие кучки.
Обе дамы, несмотря на внутреннюю вражду, были крайне интеллегентны и воспитаны, называли Ольгу исключительно милочкой и всегда вежливо интересовались ее делами. А личность Довлатова после таких откровений и впрямь не кажется такой уж задумчивой и депрессивной.
Тель Авив
Камерный концерт кфарсабского смешанного хора пенсионеров в церкви Эммануил, поразительно кстати хороший, чуть было не закончился мордобитием.
Произошло это так: на последней песне акапелла, посвященной, как было с прискорбием объявлено, недавно умершей солистке хора, кемаривший все это время рядом со мной дядечка был, видимо, разбужен звуками шуршащей обертки, из которой его жена, причитая шепотом, уже третью минуту пыталась вытащить конфетку-леденец, а может быть предыдущие очень сложные, длинные и крайне диссонансные произведения послужили в его сне триггером к какому-то давнему кошмару. Как бы там ни было, он встрепенулся, открыл глаза и увидел, что молодой человек в предыдущем ряду позволил себе снимать сие культурное мероприятие на — о ужас — смартфон! Дядечка начал громко возмущаться и подпрыгивать, за что был, конечно, с шиканьем усажен обратно на свое место окружающими любителями классической музыки. Еле дождавшись окончания произведения, все участники конфликта продолжили активную дискуссию о том, как надо вести себя на подобных концертах, а может быть и подрались — мы не видели, мы быстро ушли домой, потому что невыносимо хотелось спать.
Ээй, если вы думаете, что нам не понравилось, то ошибаетесь. Пели шикарно. Спокойной ночи.