Поступление и абитура
Лето 1974 года выдалось для меня трудным и полным волнений. Сначала выпускные экзамены в школе, потом вступительные в институт. В июне я записалась на курсы по рисунку в Политене, так называли Хабаровский политехнический институт. Курсы продолжались примерно месяц, а потом уже начались экзамены. Желающих было в пять раз больше, чем мест на архитектурном факультете. Насмотрелась я на экзаменах на разных людей: кто-то поступал уже не в первый раз, кто-то проносил на экзамены сфотографированные сочинения и ответы по математике, в качестве шпаргалок, кто-то честно все выучил, а кто-то просто вызубрил. Я в это время еще не умела пользоваться шпаргалками (эти умения наступили позже), и все сдавала по памяти. После экзаменов был жуткий период, когда ждали результатов, дни тянулись бесконечно! Но вот вывесили списки и ура!!! Я поступила!!!
Был небольшой период эйфории от успеха, но долго нам наслаждаться не дали – всех новообращенных студентов, то есть еще абитуриентов послали в колхоз на уборку урожая. Конечно, все блатные студенты не поехали, им родители достали справки о болезни. А простые смертные оказались на борту большого двухпалубного теплохода, который три дня плыл по Амуру в поселок Екатерино-Никольское, где нам предстояло работать два месяца. Навстречу плыли китайские колесные пароходики, которых в СССР давно уже не было. Все студенты высыпали на палубы и начинали приветственно махать китайцам руками, в ответ же китайцы грозили нам кулаками. В это время с Китаем были напряженные отношения, и все хорошо помнили пограничный конфликт на острове Даманский в 1969 году.
Колхоз встретил нас неприветливо, шел мелкий нудный дождь, и было холодно. Нас завели в бараки, где стояли сетчатые кровати, раздали матрасовки и наволочки и велели набивать их сеном. Причем кроватей было мало, и нам предложили укладываться по двое на кровать, некоторым вообще не хватило места, и они устраивались на полу. Я каким-то образом отхватила себе отдельную кровать и была рада этому обстоятельству, т.к. сетки были растянуты, и два человека неизбежно скатывались в середину. Постельное белье нам тоже выдали сроком на два месяца. Впрочем, в бараках было холодно, и все спали одетые — отопления, естественно, не было.
На следующий день нас повезли на работу в поля. Шла уборка картошки, ее выкапывали с помощью комбайнов, на каждый комбайн выделяли по восемь человек — четверо ехали наверху и перебирали картофель на конвейере, а остальные шли позади и подбирали картошку, оставшуюся на грядке, в ведра. Дождь так и капал, но мы каждый день были на своем посту. Завтракали и ужинали мы в столовой, а обед привозили прямо в поле, чтобы не прерывать наш трудовой энтузиазм. Энтузиазма-то как раз и не хватало! Стоять на комбайне было легче, поэтому каждое утро начиналось с подробного подсчета сколько времени кто вчера стоял, да сколько будет сегодня. В конце все уже утомились, и, идя за комбайном, мы просто наступали на картошку и ловким движением пятки закапывали ее обратно в землю. Однажды за этим занятием из-за кустов за нами наблюдали начальник лагеря и председатель колхоза, потом они вышли на поле и устроили нам хорошую взбучку, угрожая исключением из института.
Я не успела обзавестись подругами и чувствовала себя очень одиноко. В поселке был клуб, и вечерами там показывали кино и были танцы. Но мне не кем было туда ходить. Тогда я выбрала из нашего окружения одного парня посимпатичней, и предложила ему сходить в клуб, он спросил, почему я выбрала именно его? Я сказала, что мне скучно, и тогда он грубо ответил, что от скуки он с девушками не встречается!
После этого мы разговорились с парнем, который учился в 70 школе в параллельном классе, и начали с ним ходить в клуб, в кино, на танцы, вспоминали школу, и нам обоим стало веселее проводить вечера. После работы нас привозили в лагерь, и к туалету сразу выстраивалась огромная очередь. В моде была песенка:
Первым делом, первым делом – туалеты! Ну а девушки? А девушки потом!
В лагере сразу несколько человек заразились болезнью Боткина, и их положили в местную больницу в изолятор. Эти люди там лежали и лежали очень долго. В конце смены начальник лагеря устроил общее собрание, при всех стыдил этих мнимых больных и грозил исключить из института. Выяснилось, что им так понравилось в изоляторе, что они заставляли новеньких сдавать за них анализы, и поэтому их болезнь никак не кончалась, а врачи были в недоумении, что же их больные не выздоравливают?
На работе наша четверка на комбайне состояла из девушек с архитектуры Ольги, Светланы и меня, и Сергея, парня с ПГС (факультета промышленного и гражданского стороительства).После уборки картошки, весь лагерь перекинули на сбор овощей. Утром каждому человеку давали грядку, и к вечеру грядка должна была быть убранной. Ольга была у нас заводилой, она придумала интересную схему работа-отдых: мы вчетвером старались затереться в толпу, чтобы не получить индивидуальную грядку, потом по одному отходили в кусты, якобы в туалет, там собирались и огородами, огородами возвращались обратно в деревню.
А в деревне уже было чем заняться — или просто гуляли, или сидели на живописном берегу Амура, разговаривали. Так как нас водили в баню раз в неделю, а хотелось чаще, то иногда мы заходили в дома к местным жителям, и слезно просили пустить помыться в их баньке, которые были в каждом дворе. Сердобольные хозяйки разрешали помыться, только перед этим натаскать воды из колодца и протопить баньку, что мы с удовольствием и делали. Однажды после бани было прохладно, и мы забрели в местный клуб — посидеть и высушить волосы. Все удобно расположились на стульях, разложили свои пожитки и полотенца, как вдруг услышали чьи-то голоса. Мы мгновенно вытряхнулись из клуба, и, подглядывая в щелочку, выяснили, что это начальник лагеря привел участников художественной самодеятельности не репетицию. Еще минута, и они бы нас застукали! Вечером, к приезду людей с поля, мы по одному пробирались в лагерь, и вставали в очередь в туалет.
Дорогу из колхоза в Хабаровск я совершенно не помню, наверное, очень хотелось домой!
Учеба
Вскоре после приезда из колхоза, мы начали учиться. Моя мама совершила подвиг, она поменяла нашу однокомнатную квартиру из Южного микрорайона в Северный. Из Южного мне бы пришлось ездить в институт по два часа в одну сторону, а из Северного достаточно было двадцати минут ходьбы. Сама мама ездила на работу в центр города, а это было то же время, что и из Южного. Учеба в то время была бесплатной, достаточно было набрать необходимые баллы и поступить в институт.
Учеба мне нравилась. На первом месте, конечно, было архитектурное проектирование, этот предмет у нас был «священной коровой», и все выкладывались по полной программе. Также я любила рисунок, черчение, начертательную геометрию, историю архитектуры, философию. Но были и неприятные предметы, например высшая математика, в которой я ничего не понимала, а также теоретическая механика, которую я поняла позже, уже изучая сопромат.
Нас учили делать отмывку, т.е. с помощью кисточки и воды, разведенной гуашью, передавать объемы предметов. Кисти, карандаши, краски мы покупали сами, а планшеты, бумагу для рисунка и ватман для черчения выдавали в институте. Однажды нам задали курсовую работу, с помощью отмывки передать объем шара, причем задание дали за месяц до сдачи курсовой. Я почему-то никак не могла начать, и опомнилась только вечером, перед сдачей этого шара. Вечером начала натягивать бумагу на планшет, постоянно что-то не получалось, и в результате работа было готова только к утру. Пришла в институт совершенно без сил, но курсовую сдала. Потом я задумалась — зачем надо было тянуть до последнего, сидеть всю ночь при электрическом свете, если можно спокойно, при дневном свете, что более удобно для глаз, начать за несколько дней и сделать все вовремя? С тех пор никогда не сидела ночью за работой, даже на дипломе.
Институтское общество
Институтское общество, бывшее в колхозе как бы равным, (там все ходили в резиновых сапогах, куртках и свитерах) быстро расслоилось по разным категориям. Самые крутые парни и девчонки собирались на втором этаже, на балкончике, обрамляющим фойе первого этажа, это место называли пятачком или Олимпом. В основном это были дети начальства из Хабаровска и всего Хабаровского края. Их родители могли позволить себе снимать для своего ребенка отдельную квартиру в Хабаровске. Все носили джинсы, модные дорогие вещи, держались очень уверенно, и курили на пятачке, снисходительно поглядывая на остальных. Они представляли собой так называемый «высший свет» общества.
Надо сказать насколько слов о джинсах, они были в начале 70-х не просто одеждой, а принадлежностью избранных, тех, кто может их достать. Не иметь джинсы – считалось неприличным! Причем джинсы должны были быть не советские, а фирменные! Для меня джинсы в молодости оставались недостижимой мечтой, их привозили фарцовщики и продавали из-под полы на барахолке, они стоили 250 рублей, для нас с мамой это были огромные деньги, и я даже не просила ее купить мне джинсы.
Многие студенты приехали из деревень и маленьких городков, они жили в общежитии, одевались скромно, по доходам их родителей, были более тихие, но держались дружной кучкой, и стояли друг за друга насмерть. Также эти люди хорошо учились, были ответственные и дисциплинированные, и у них всегда можно было списать какую-нибудь курсовую. Парни почти все были после армии.
Прослойкой между этими группами были коренные хабаровчане, живущие с родителями, которым не надо было думать о хлебе насущном, как людям из общежития, но и не с таким гонором, как обитатели пятачка. К этой прослойке принадлежала и я. Весь наш поток разделили на три группы, и в нашей А-41, мы подружились с Леной, с которой дружим до сих пор. Также мы нашли полное понимание с Ирой, она училась в А-43, поэтому мы виделись реже, но всегда начинали разговаривать, как будто не расставались на долгое время, что и продолжаем делать до сих пор, теперь уже по Ватсапу.
С Леной мы часто общались еще в колхозе, но жили в разных комнатах и работали в разных бригадах. Она была спокойная, неторопливая, очень обязательная, к учебе относилась серьезно. На Лену всегда можно было положиться в любых жизненных ситуациях. С первого курса мы стали вместе готовиться к экзаменам, это было интереснее и полезнее, чем по одному. Лена жила с родителями в центре города, там же закончила школу, и у нее было много друзей и приятелей в центре. С ее подачи мы начали по вечерам прохаживаться по местному «Бродвею», улице Карла Маркса, зимой ходили на танцы во Дворец Профсоюзов и вообще были неразлучны.
Мама Лены работала дома, она была профессиональной портнихой и обшивала многих хабаровчанок, которые доставали ей модные красивые материи. Лене мама также всегда шила отличные наряды, и для меня тоже доставала материю, а моя мама, в свою очередь, обшивала меня.
С Ирой мы подружились в автобусах, т.к. она тоже жила в Южном микрорайоне, и сначала мы ездили на учебу вместе. Ира всегда была творческой личностью, она училась в художественной школе, очень легко и выразительно рисовала и делала наброски, сама разрабатывала для себя одежду, и сама же ее шила. До сих пор она творит, то шьет прекрасных кукол, то украшает разными поделками свое жилище, я сейчас, как более практичная личность, постоянно советую ей начать производство и продавать свои творения, но Ира непреклонна и делает свои изделия только для себя и своей семьи.
Праздники
Наша группа А-41 была дружная, хоть люди подобрались самые разные. Все праздники мы отмечали у Паши. Паша жил в центре города, в доме сталинской постройки, у него были очень хорошие родители, которые по праздникам уходили к родственникам, а просторную 3-х комнатную квартиру предоставляли в наше распоряжение. К тому же Пашин дом находился рядом площадью Ленина, и по окончанию демонстраций на 7 ноября и 1 мая, мы сразу шли к нему праздновать. Новый год также отмечали у него, ночью выходили на площадь, которая всегда была полна веселящегося народа. Мы складывались деньгами всей группой перед праздниками, и девчонки готовили праздничный стол.
Помню забавные и трагикомические случаи на этих вечеринках. На первом курсе после встречи Нового года, танцев и веселья, все пристроились спать, где придется. Я легла на трех стульях, при моей худобе, прекрасно там устроилась и как-то умудрилась задремать. Вдруг утром раздался страшный стук в стену, все вскочили, но не могли понять, откуда доноситься грохот. Потом Валера открыл дверь в кладовку, и оттуда вывалился Игорь с окровавленными кулаками. Оказывается Игорь случайно зашел в кладовку, перепутав ее с ванной, а Валерка по пути в спальню, машинально закрыл его на крючок снаружи. Игорь в кладовой сразу же заснул, не знаю уж стоя или сидя. Утром он проснулся, и не мог понять, где вообще находится, вокруг было темно и со всех сторон стены
— Замуровали!!! – пронеслась страшная мысль.
Игорь стал кричать и стучать кулаками в стены. Валера долго спал, потом проснулся и вспомнил, что он сделал накануне, быстренько открыл кладовку, и все стали утешать Игоря и залечивать его раны.
На пятом курсе Новый год также отмечали у Паши. Утром люди проснулись и потянулись за неубранный стол, похмеляться и завтракать. На ковре в большой комнате спали человек пять парней, они постепенно поднимались и присоединялись к компании. Один же паренек спал, как ни в чем не бывало. Тут мы присмотрелись и поняли, что его никто не знает, стали гадать, как он сюда попал. Вдруг парень встал, поправил свой измятый костюм, бодро подошел к столу и развязно сказал:
— Я студент первого курса архитектуры Ваня! Приятно познакомиться!
Как он попал в этот дом, Ваня не помнил, это так и осталось загадкой.
Иногда моя мама на праздники уходила к сестрам, и вся группа собиралась у меня. Конечно, условия были намного скромнее, но было весело, всем хватало места и в однокомнатной квартире. Как-то раз все ушли, и я свалилась на диван немного поспать, но меня мучил противный запах выкуренных сигарет. В конце — концов я встала, и обнаружила на полу, рядом с диваном полное блюдечко окурков, выбросила это и только потом уснула.
Явных романов в нашей группе не было, только на пятом курсе одна пара сыграла свадьбу. Со всеми были дружеские отношения, это состояние как бы подтверждало правило – нет пророка в своем Отечестве.
Экзамены
Приближался конец второго семестра первого курса, начались зачеты и экзамены. В это время в нашей группе произошел неприятный инцидент. У нас учились три девочки с Олимпа, в жизни группы они не принимали участия, и держались обособленно и высокомерно. В конце года выяснилось, что они совершенно забросили учебу, и деканат не хотел допускать их к экзаменам. Почему-то решение об их отчислении деканат предоставил нашей группе. Состоялось собрание, на котором почти все проголосовали за отчисление. Против были только мы с Леной, мотивируя это тем, что надо дать девчонкам еще один шанс, но большинством голосов их все же отчислили из института. На следующий год они восстановились и все закончили архитектуру.
В конце первого курса мне тоже пришлось сильно понервничать. Готовилась годовая выставка рисунков нашего потока. Оформлять выставку назначили несколько человек из разных групп. Мы собрались вечером, сначала сделали все необходимое. Развесили рисунки, полюбовались проделанной работой, а потом как-то незаметно начали беситься, как дети, носиться по аудитории, кричать, толкаться, и в результате преподаватели зашли утром в аудиторию и остолбенели – все было разбросано, а также сломан скелет и разбита гипсовая голова Апполона!!! Было произведено следствие, но никто ничего не помнил!
Тогда нам объявили, что все участники этого буйства будут исключены из института. Началась паника, одна девочка даже порезала себе вены и гордо ходила с забинтованными запястьями. Я тоже переживала, но, в конце-концов выяснилось, что нас просто решили хорошенько припугнуть, и все продолжили учебу.
При сдаче зачетов за 1 курс, я обнаружила, что совсем не знаю термеха. Программа была легкой, но преподавала у нас супружеская пара, она теорию, он практику. Эти преподаватели были очень добрые, а если не требуют – народ распускается! Зато при сдаче годового зачета, каждому выдали листок с 5 задачами, их надо было решить. Я смотрела на эти задачи, как баран на новые ворота, и лихорадочно соображала, что предпринять. Единственное, что я придумала, это попроситься на перерыв, в отчаянии вышла на улицу и села на лавочку в институтском сквере.
Тут, на мое счастье, мимо проходили знакомые парни с механического факультета. Они взяли каждый по задачке, и за 3 минуты все решили, сильно удивившись, что я не знаю таких простых вещей. Я собрала их листочки и понеслась в аудиторию, преподаватель удивленно спросил, почему все задачи записаны разными почерками. На это я ответила, что иногда меняю почерк. Тогда он с последней надеждой воскликнул:
— Но ведь все задачи написаны разными шариковыми ручками! Даже цвет пасты разный!
Но я тоже держалась стойко и сказала, что у меня много разных ручек. Вообщем свою оценку удовл. в зачетке я получила.
Все экзамены были сданы неплохо, но оставалась одна проблема – высшая математика. Ее я совершенно не понимала, да она никогда и не пригодилась в жизни. Мы с Наташей, моей одногруппницей решили писать парашюты. Если шпаргалки – это мелко написанные ответы, которые нужно переписать на листок на экзамене, то парашюты — это уже готовые листы с билетами под разными номерами. Несколько дней мы до посинения писали эти ответы. Был еще технический вопрос, куда их спрятать. Парни из нашей группы пришивали с внутренней стороны пиджака карманы, и потом тихонечко вытаскивали нужный билет. Я делала это в первый раз, и долго думала, что надеть, решила остановиться на короткой юбке со складками спереди. Сшила большой карман, пришила его к юбке и положила туда парашюты.
Наконец наступил экзамен. Вхожу в аудиторию, беру билет, сажусь подальше от преподавателя, и вдруг на меня нападает дрожь, чувствую, что не могу вытащить нужный номер парашюта. Еще и преподаватель постоянно шныряет между рядами, кстати, он был на редкость противный, такой молодой тип в немодном куцем костюмчике и черной оправой очков. В панике я вытаскиваю все парашюты, кладу их в стол, некоторое время сижу в прострации, потом кое-как заталкиваю всю пачку обратно в карман, подхожу к преподу и говорю, что не готова… Он ставит мне неуд. и назначает переэкзаменовку.
К переэкзаменовке я решила задействовать свою память и выучила все билеты наизусть. Прихожу на экзамен, но преподаватель сознательно меня заваливает, и на прощание говорит:
— Сергеева, Вы никогда не сдадите мне математику!
Ну что было делать? Не бросать же институт из-за одного предмета? Тогда я иду на кафедру математики и выясняю, что через 2 недели этот противный препод уходит в отпуск, а принимать переэкзаменовку будет другой – какое счастье! Я пошла к врачу и, притворившись больной, взяла больничный на 2 недели, а потом без проблем сдала экзамен другому человеку, который даже меня похвалил.
Вот так с удачами и провалами я и закончила 1 курс. Конечно, в том учебном году было много и приятных моментов, и интересных дел, но, как правило, запоминаются только экстремальные случаи.
Учение с увлечением
В конце первого курса нашему потоку дали задание по рисунку – изобразить интерьер института. Архитекторов с мольбертами можно было увидеть на всех этажах здания. Мы с Леной расположились в коридоре на 5 этаже. Конечно, было много вопросов от остальных студентов, чем это мы здесь занимаемся. Ко мне периодически стал подходить парень с автомобильного факультета, его звали Валера, мы болтали с ним на каждой перемене.
Он приехал учиться из Петропавловска-Камчатского, очевидно, его родители были небедные люди, т.к. Валерка жил не в общежитии, а на съемной квартире с другом. Он был всегда красиво и модно одет, интересовался зарубежными музыкальными группами (в то время были популярны Квин, Би Джинс, Вингс и т.п.). У него был кассетный магнитофон и много альбомов этих групп. Увы, магнитофоном в начале 70-х мог похвастаться далеко не каждый студент. Валерка был парнем с пятачка и постоянно ходил с девчонками, которые там же обитали.
Мне вообще было странно, что он обратил внимание на меня – музыкой я не особенно интересовалась, но Валерка, так же как и я любил читать, и в основном мы разговаривали о книгах. Он также признался, что еще в колхозе обратил на меня внимание на танцах – ему понравилось, как я танцевала танго с другими парнями. Вот так мы с ним и болтали сначала на 5 этаже, потом нам дали задание нарисовать фасад института, и мы начали болтать в институтском сквере на лавочке. Иногда гуляли вечером в центре города по ул. К. Маркса.
Минус был в том, что он мне не нравился. То есть как собеседник он был интересный, но я не была в него влюблена. Однажды летом после первого курса, Валера пригласил меня поехать отдыхать на левый берег Амура, где всегда отдыхали хабаровчане — там были отличные песчаные пляжи, острова, в Амур впадало множество безымянных проток с теплой водой, также там располагались дачные поселки. Валерка сказал, что он едет с друзьями, что у них на левом берегу есть своя землянка, и предложил мне также поехать с подругой. Мы поехали с Леной.
Это фото из другого, более удачного путешествия. Справа Аня
Валера с другом Витей встретили нас на речном вокзале, мы погрузились на теплоход, и с веселым настроением отправились в путешествие. Плыли по Амуру примерно час, потом причалили к пристани, с теплохода вместе с нами вышло несколько компаний, и все направились вглубь острова по песчаному берегу протоки. За лето на острове выросли негустые заросли ивы, погода была чудесная. Все компании с теплохода постепенно оседали с палатками на берегу, а мы все шли и шли. Наконец увидели на берегу землянку, типа шалаша, прикрытого ветками ивы.
Но в землянке уже находились обитатели, на кроватях лежали два парня постарше Валерки и Вити. Они сразу стали со всеми нами разговаривать, как деды в армии с салагами. Больше всего меня поразило, что Валерка с Витей даже не пытались им возражать, а вели себя, как подчиненные. Мы пошли купаться и загорать, потом в сумерках долго ужинали, причем старшие парни продолжали вести себя отвратительно. Помню, что я в знак протеста выпила залпом целую эмалированную кружку водки, и даже ничем не закусила…
Стало совсем темно, старшие парни, как ни в чем не бывало, улеглись на двух имеющихся кроватях, а нам сказали: «Девочки могут ложиться с нами, а парни должны спать на улице на песке!» Но тут уже мы все четверо возмутились, и Валерка сказал, что мы уходим, и он знает еще одну землянку поблизости. Шатаясь, мы побрели по зарослям ивовых кустов искать землянку, долго бродили, и уже хотели заночевать прямо под кустами, как вдруг Витя с криком провалился в какую-то яму – оказалось, что мы стояли на крыше этой землянки, и он упал прямо к двери.
В землянке были сделаны палати из ивовых прутьев. Парни сразу завалились в углу и громко захрапели, а мы с Леной всю ночь не могли уснуть и ворочались на жестких палатях. Часов в 6 утра мы вышли на улицу, наступал рассвет, пели птички, было прохладно и хорошо. Мы с Леной решили уехать по-английски, ни с кем не прощаясь. Сначала пошли к первой землянке, чтобы забрать наши сумки, старшие парни встретили нас ехидными вопросами, как мы провели ночь на песочке. Но мы, не отвечая ни слова, забрали свои вещи и гордо удалились.
По пути к пристани, мы проходили мимо всех веселых компаний, с которыми приехали. Было часов 7 утра, некоторые выползали из палаток с заспанным видом и удивленно провожали нас взглядами. Придя к пристани, я уселась под дерево, страдая после вчерашнего ужина (т.к. пила спиртное очень редко), а Лена пошла к реке умыться. Ее долго не было, я уже хотела пойти искать, как вдруг Лена вернулась, вся мокрая с головы до ног. Оказалось, что в довершение всех бед, когда она умывалась, обвалился песчаный берег, и она упала в реку. Хорошо, что там было неглубоко. Дождавшись теплохода, мы наконец-то вернулись домой!
Когда мы впервые после поездки встретились с Валеркой, он первым делом спросил: «А почему вы уехали? Мы так хорошо провели следующий день!» У меня от возмущения даже не нашлось ответа.
На втором курсе мы стали чаще встречаться, впоследствии Валера признался, что он прочитал книгу «Красное и черное» Стендаля, и решил действовать по методу главного героя Жульена Сорель при обольщении госпожи де Реналь. Очевидно, этот психологический маневр дал свои результаты, и уже к весне мы поменялись ролями – теперь я была в него влюблена, а он более равнодушен. С одной стороны я хотела как можно чаще с ним видеться, но с другой, не смогла преодолеть барьер, который сама же и придумала.
Многие люди живут, как подсказывают им интуиция и обстоятельства, и жить им легче и приятнее, чем тем, кто рассчитывает каждый свой шаг. Я отношусь к той группе, которая составляет планы своей жизни (следуя каким–либо критериям и установкам), и не отступает от них, что бы ни случилось. Причем думаю, что это врожденное качество, часто человек осознает, что надо жить легче, не придумывать себе несбыточные перспективы, от которых сам же и страдает, а быть более гибким и позволять себе прислушиваться к новым возникающим в жизни событиям. Но осуществить это на практике сложно, ведь человек уже рождается с готовым характером — воспитание и образование может немного подкорректировать его судьбу, но основу не переделаешь. Потому и наступаем все на те же грабли.
После такого отступления, легче понять, почему я еще лет в шестнадцать придумала план, по которому должна до 21 года выйти замуж девственницей, но после этого срока уже никому ничем не обязана. Этот план возник сам собой, без какого-либо давления со стороны, и я его воплотила в жизнь. Если вдуматься, давление все-таки было — это общественная мораль. В 70 годах еще не жили так называемым гражданским браком — конечно, многие встречались по-взрослому, но я почему-то поставила себе рубеж – 21 год, и никакие неожиданности не могли изменить моего решения.
Вот так и получилось, что весной мы с Валерой расстались. Я долго переживала этот разрыв, когда мы случайно встречались в коридорах института, у меня просто сердце замирало.
У соседа Валеры по квартире, Вити тоже была девушка Лида, и у них также прервались отношения одновременно с нашими. Лида мне запомнилась, как оригинальная и независимая девушка, манера разговора у нее была нарочито артистическая. Одно ее высказывание помню до сих пор. Лида также была расстроена из-за Вити, но делала вид, что ей совершенно все равно, она часто эффектно восклицала:
— И как это я, истинная арийка, могла увлечься этим полукровкой?
Мне, конечно, всегда при этом было смешно, и хотелось сказать: «Виноград зелен…», к тому же было непонятно, по каким параметрам она считала себя «истинной арийкой», Но в результате, я спросила, что значит полукровка, т.к. впервые слышала это слово. Лида популярно объяснила, и вскоре наше с ней знакомство само собой закончилось.
Замечательное путешествие
После второго курса у архитектурного факультета началась ознакомительная практика, ее нам устраивали для того, чтобы наглядно познакомить с западной архитектурой, а также как практику в рисунке и живописи с натуры. Наша группа должна была посетить Ленинград, Таллинн, Ригу и Вильнюс. Проезд на поезде, жилье и питание оплачивал институт. Начали с Ленинграда и, чтобы быстрее туда попасть, добавили свои деньги и летели самолетом. Хорошо помню, что полет происходил в начале июля. В Хабаровске стояла летняя жара под 30 градусов, но когда мы после девятичасового перелета вышли на летное поле в Ленинграде, то сразу попали в осень.
Холодное ленинградское лето
Шел мелкий холодный дождичек, местные люди были одеты в плащи и демисезонные сапоги. Когда мы входили в здание аэропорта, дежурная у входа спросила:
— Это рейс из Сочи?
Мы были загорелые и одеты по-летнему, сразу стали доставать из чемоданов теплую одежду.
Поселили нас в общежитии какого-то института. Не знаю уж почему, но выделили по одной кровати на двоих, хотя общежитие было полупустое. Кровати были сетчатые, и все скатывались в середину. Мы решили попросить матрасы и спать на полу. На это комендантша, огромная баба, нам ответила: «Иш чего захотели! Дома, небось лаптем щи хлебали, а тут им матрасы подавай!» Комендантши и дежурные во всех общагах одинаковые. Потом мы все-таки стащили матрасы из других комнат.
Но в остальном все было чудесно и потрясающе! Каждый день с утра до вечера гуляли по городу, ездили в дворцовые комплексы, парки, ходили по музеям. С нами были преподаватели, которые проводили лекции прямо у объектов архитектуры. Еще мы должны были делать наброски с натуры, не менее десяти каждый день, а по вечерам происходило обсуждение этих работ. Преподаватель по рисунку Николай Петрович Вагин, указывал нам на ошибки, и, о чудо(!), с каждым днем мы рисовали все лучше и лучше. Причем применяли разные техники, карандаш, пастель, уголь, сангину и акварель. Не зря говорят, что талант — это 5 процентов способностей и 95 трудолюбия.
В Ленинграде училось много студентов из Африки, СССР предоставлял им бесплатное обучение. В результате этого по городу ходили диковинные для нас пары, русские девушки с африканскими парнями, часто пары шли с хорошенькими курчавыми младенцами на руках. Однажды вторая преподаватель, которая сопровождала нашу группу, Мирра Ивановна, договорилась с Леной, Наташей и со мной пообедать вместе в ресторане. В этот день мы были в Пушкино, сначала осмотрели великолепный дворец, а потом нам дали время для набросков.
Мы присели на берегу роскошного пруда и начали рисовать его с беседкой на противоположном берегу. Причем Наташа захотела сделать акварель по-мокрому, она решительно окунула лист бумаги в воду, прикрепила его к мольберту и начала быстрыми мазками наносить акварель. В это время к нам подплыла лодка с тремя африканскими парнями, все трое были как с картинки: высокие, стройные, красивые. Сначала они хотели разговаривать с нами по-английски, но на вопрос, сколько лет вы учитесь в институте, Наташа ответила – двадцать. Она подумала, что спрашивали, сколько ей лет. Тогда они начали говорить на очень хорошем русском с легким акцентом.
Конечно, нам было интересно с ними пообщаться, первый раз мы видели вблизи африканцев, да еще и болтали с ними! Они учились в аспирантуре, и институт закончили в Ленинграде. Парни очень удивились, что после института мы планируем работать, а не поступать в аспирантуру. Они хотели встретиться с нами еще, но наутро мы уже уезжали в Таллинн.
В этот момент к нам подошла Мирра Ивановна и напомнила, что нужно идти на обед в ресторан, но, куда там! Мы сказали, что не голодны и продолжали оживленную беседу. Вечером Мирра Ивановна устроила разнос всей группе, она кричала, что парни в Пушкино выпили и не работали, а про нас сказала: «А эти вообще мавров подцепили!»
В Таллинн ехали на поезде, помню в вагоне с нами ехала женщина, которая с воодушевлением пела пугачевскую песню: «Ах, Аргентино, Аргентино», а мы хихикали, но не поправляли ее. В Таллинне нас заселили во вполне европейское общежитие. Впечатление от этого города было огромное. Готическая архитектура, узкие улочки, выложенные камнем – все было необычное. Впечатление портили только местные жители, которые сразу мрачнели, услышав русскую речь. Правда, грубили они только парням, а хорошеньким девушкам отвечали вежливо.
С Наташей в Таллинне
Согласно плану, после этого всей группой мы переехали в Ригу — опять новые впечатление, восторги, концерт органной музыки в Домском соборе. Но все студенты уже устали от новизны, многие даже не выходили из общежития делать наброски, а просто купили в первый день открытки Риги и целыми днями сидели в общаге и передирали наброски с открыток. В результате вся группа попросила преподавателей после Риги улететь домой в Хабаровск, не заезжая в Вильнюс. Потом мы, конечно, очень жалели, что не посмотрели этот город, но в тот момент все были уже на пределе и уехали домой. В Вильнюсе я все-таки побывала, но спустя 32 года.
Мы с Леной еще на неделю заезжали в Москву, где жили у моей тети Доли, сестры отца. Она жила в районе Чертаново, с сыном Славой, и очень тепло приняла нас. А мы целыми днями носились по иностранным магазинам, покупая невиданные в Хабаровске товары. В польской Ванде – косметику и духи «Быть может», в немецком Лейпциге белье и бижутерию. В югославском Ядране, кажется, босоножки, в индийском Ганге кофточки. Причем иногда магазин был пуст, это значило, что ничего интересного там нет, но когда с порога мы замечали вожделенную очередь, было понятно, что есть хорошие вещи. До сих пор мне снятся какие-то магазины с очередями, куда я забегаю в предвкушении чуда! Сейчас все можно купить в любой части света, были бы деньги, но такого удовольствия от покупок уже нет. Правильно говорил Аркадий Райкин: «Дефицит – великий двигатель человеческих отношений!»
Домой мы с Леной возвращались на поезде, 7 суток от Москвы до Хабаровска. Почти все время играли с попутчиками в карты, но иногда устраивали показательные выступления. Рассматривая свои наброски, мы с умным видом переговаривались:
— Мне кажется, что это классицизм! — Нет, скорее это эклектика, с примесью модернизма!
И хохотали, когда другие пассажиры смотрели на нас, выкатив глаза.
Слева направо — Лена, две Наташи и я
Третий курс
Начав учиться, все свои мы наброски сдали в деканат, нам не разрешили оставлять работы дома. Мне до сих пор их жалко, т.к. на 5 курсе я видела, что все это сжигают в институтском дворе…
Учеба пошла по накатанной колее. Преподаватель научной экономии Денисов был основателем киноклуба Зеркало, и приглашал всех студентов на просмотры знаменитых фильмов, после просмотра были обсуждения. Мы пересмотрели все фильмы Тарковского, Феллини, других известных режиссеров.
Наша преподаватель философии Коренева проводила очень интересные лекции и давала нам много дополнительной информации, приговаривая, что архитекторы более восприимчивые к новым знаниям, чем другие факультеты.
На третьем курсе в нашу с Леной компанию органично вошла Аня. Она была очень оригинальной, талантливой и остроумной девушкой. Могла целый семестр не заниматься проектом, не ходить на консультации, а в последнюю ночь выдать законченный проект и получить за него отлично и похвалы от преподавателей.
Развлекались мы хождением по ресторанам: приходили, заказывали какой-нибудь салат и бокал вина, и целый вечер веселились: танцевали, ели и пили. Ночных клубов тогда еще не было, а на танцы ходили только совсем молодые. Официантки таких посетителей не любили, мы не напивались и не оставляли чаевых.
Однажды мы пошли в ресторан, и Аня познакомилась там с парнем из Владивостока. Он был очень общительный, пригласил нас всех троих приехать к нему во Владивосток на вечеринку в честь 7 ноября, дал свой адрес. И вот мы собрались ехать, отпросились у родителей на 3 дня. Ехали на поезде без билетов, дали проводнице 5 рублей, и она нас провезла. Приехав по адресу, позвонили в дверь, и вдруг нам навстречу выскочила женщина и стала кричать, что нечего приходить к ее мужу и трезвонить в дверь.
Нам ничего не оставалось делать, как опять возвратиться на вокзал, но оказалось, что все билеты раскуплены на неделю вперед. Возникла идея лететь самолетом, но я не взяла из дома свой паспорт, а на самолет билеты продают только по документу, У Лены возникла идея попросить паспорт у своей одноклассницы, которая училась во Владивостоке и жила в общежитии. И эта девушка без колебаний дает мне свой паспорт! Так я и летела по чужому паспорту, максимально стараясь приблизить свою внешность к фотографии на паспорте.
Приехав в Хабаровск, мы не хотели идти по домам, т.к. отпросились на 3 дня, и пошли на демонстрацию по случаю праздника 7 ноября, там встретили своих одногруппников, и провели еще 2 дня у одной из девочек. Так бесславно закончился праздник.
Барахолка
Хочется написать несколько слов о проблеме дефицита при застойном периоде. В СССР, при полном отсутствии конкуренции, производили товары очень низкого качества, и пускали их в массовую продажу. Были, конечно и хорошие товары, но они распределялись по блату, т.е.по знакомству. Допустим, мутоновые шубы, меховые зимние шапки, качественные одеяла из овечьей шерсти, модные вещи и т.п. простому потребителю, без полезных связей, были недоступны. Необязательно было иметь должность директора, ценились самые обычные профессии: рубщик мяса, продавец, товаровед, билетер в театре. Был популярным фильм «Ты мне, я тебе», который отражал всю конструкцию обмена товарами. Но большинство людей не имели полезную работу, им приходилось довольствоваться магазинным ассортиментом или идти на барахолку.
Барахолка размещалась на краю города, это был наклонный участок земли, на котором стояли прилавки и была небольшая площадка для торговли с рук. Летом земля была сухая, но во время дождя вся барахолка покрывалась грязью. Там можно было купить все, что душе угодно, но по неимоверным ценам. Этому месту я обязана немногими модными вещами своего гардероба.
Также мне и самой довелось торговать на барахолке. После 4 курса мы с девчонками начали шить матерчатые сумки из холстины, в то время модные. На сумках мы по трафарету делали разные картинки, и продавали по 5 рублей за штуку. Потом мы решили продавать иконы, для этого на досках рисовали иконы, не хуже, чем настоящие. Попытались продать их на рынке, но ни одной иконы у нас не купили, и мы прекратили производство.
За дефицитом также ездили по деревням в конце месяца, там иногда можно было приобрести различные вещи и книги. Однажды мы поехали с моей мамой и Леной по деревням, на охоту. В одной деревне мы встретили знакомого парня, мама спросила, кто это такой, и Лена ответила: «Это фарцовщик.» Фарцовщиками называли продавцов дефицита втридорога, или попросту спекулянтов. В следующей деревне мы снова увидели этого парня, и мама воскликнула: «Вот опять ваш фрезеровщик!» Мы от смеха просто попадали.
Стройотряд
После третьего курса студентов отправили работать в стройотряд на два месяца. Он находился в поселке Некрасовка, недалеко от Хабаровска. Мы работали на строительстве свинарника, производили отделочные работы: чистили оконные рамы от грязи, красили окна, двери. За это мы даже получали зарплату.
Однажды начальство решило организовать желающим дополнительный заработок – создать бригаду штукатуров. Я тоже записалась в эту бригаду. Начальник произнес горячую речь, в стиле первых пятилеток: «Будут сопли, слезы, но мы сделаем эту работу в срок!» Когда начали штукатурить, выяснилось, что это просто искусство, и без специальной подготовки невозможно сделать ровную штукатурку, у нас все пошло вкривь и вкось. Так бесславно на второй день работы и закончилось спецзадание.
Мы с Леной и Аней подружились с парнями с ПГС, постоянно проводили с ними время. В один из выходных поехали на побывку домой, и решили сходить в бар, через некоторое время туда же случайно пришли наши ПГСники. Расслабившись в баре, все приняли решение ехать немедленно в Некрасовку, для продолжения вечера. Остановили такси, водитель не хотел садить в машину 8 человек сразу, но парни пообещали ему заплатить вдвое, если он поедет задом наперед.
Родителям позвонили по телефону и наврали, сочинив легенду, что в стройотряде будет проверка, все ли студенты в наличии, на своих местах, и что староста группы решил всю группу вернуть в общежития, взяв для этого автобус!
Когда приехали в общежитие, шоферу заплатили по счетчику, он возмущался, но ему сказали, что он ехал обычно, а они просили задом наперед.
Потом всю ночь продолжали банкет и ходили по всему лагерю, т.к. он был совершенно пуст.
В один из вечеров, мы с Аней гуляли допоздна, а когда пришли в общежитие, дверь оказалась на замке. Что было делать, не спать же на улице. Мы стали обходить здание и увидели, что на первом этаже одно окно приоткрыто. Недолго думая, мы полезли в это окно. Оказалось, что это спальня девчонок ПГСниц, причем у одной из них кровать стояла под окном, и мы на нее свалились. Она начала кричать, не понимая, что произошло. Поднялась паника, все девчонки повскакали с кроватей, а мы в это время быстро выскочили в коридор, и побежали в свою комнату.
Так они и не догадались, кто это был.
Шамора
Заработав в стройотряде деньги, мы хотели всей группой поехать отдыхать на Шамору, это был курортный поселок под Владивостоком, где можно было взять напрокат домик или палатку. В конце-концов все раздумали ехать, и мы с Леной и Аней поехали втроем. Сняли симпатичный домик, который стоял на краю турбазы, на берегу речки, впадающей в море – и зажили в свое удовольствие! До моря было метров двести, отличная погода, вода теплая, огромный пляж. К тому же по речке можно было кататься на водных велосипедах.
Дежурили по очереди, каждый день готовили кто что может, причем дома у всех готовили мамы, и это был первый опыт самостоятельности. Я хорошо варила манную кашу без комков, Аня делала из оставшейся каши котлетки, Лена освоила омлет – голодными не были! Однажды наш сосед принес рыбу, которую только что наловил и почистил, и сказал, что придет с сыном на обед. Мы решили сварить уху и поджарить рыбу, к сожалению никто не знал, как это делается. Дежурной в этот день была Лена, мы с Аней катались на водном велосипеде, а Лена начала варить рыбу, она подбегала к речке и спрашивала, сколько времени варить рыбу. Аня не знала, а я с важным видом сказала, что мясо варится полтора часа, и очевидно рыба тоже. После полутора часов закинули в кастрюлю картошку, лук и специи. Как жарить рыбу тоже не знали, и не обваляли в муке, поэтому она вся прилипла к сковородке. В назначенное время пришел сосед и подозрительно повел носом: «Чем это у вас так воняет?» Узнав, что это запах ухи, он раздумал обедать у нас и пошел в столовую. А мы с трудом, но все-таки съели и уху и рыбу.
Вечерами ходили на танцы в санаторий неподалеку. Как- то раз на танцах со мной рядом присел парень, он был какой-то некрасивый, нескладный, плохо одетый, и я из жалости разговорилась с ним. Оказалось, что он живет в деревне рядом с Шаморой, интересно рассказывает о местности и много знает. Парень сказал, что на шоссе стоит стела въезда во Владивосток, и т.к. я ее не видела, предложил съездить туда на мотоцикле. Не чувствуя опасности, я согласилась.
Мы сели на мотоцикл и ехали примерно полчаса до шоссе, осмотрели стелу, поболтали и поехали назад. Вдруг я заметила, что мы едем по незнакомой дороге, на вопрос парень ответил: «Все дороги ведут в Рим!» Вскоре мы очутились в какой-то деревне, стояла непроглядная ночь. Он остановился у дома с огромным огородом и предложил зайти и выпить чаю, я сидела не жива, не мертва, и думала, что никто не знает, куда мы поехали, и меня даже никогда не найдут! Но все-таки твердо сказала ему, что не сойду с места, подниму крик на всю деревню, и чтобы немедленно вез меня на Шамору. К счастью, он смирился с судьбой и минут за 10 довез меня до дому! Девчонки меня обругали, они уже обегали всю округу и хотели идти в милицию
Вскоре произошел еще один трагикомический инцидент. В один из дней мы с Аней познакомились с грузинами, живущими в соседнем домике. Это были не просто грузины, а милиционеры-гаишники. Они показались нам смешными и забавными, говорили с акцентом, и очень нас веселили. Мы поехали с ними на гаишной машине кататься, много смеялись, и по очереди с Аней говорили: «Что-то мне не нравится эта машина!» и выставляли в окно милицейский жезл. Машина останавливалась, и гаишники разбирались с водителем. Это было, конечно очень плохо, но если это назвать преступлением, то довольно скоро последовало наказание.
Вечером гаишники пригласили нас с Аней в гости, они накупили вина, разных закусок и яств, очевидно надеясь на счастливое продолжение знакомства. Но мы опять повели себя не по их сценарию, поели, выпили вина, потом встали, попрощались и ушли домой. В молодости девушки думают, что целый день в их обществе уже само по себе счастье! До сих пор помню милицейские удивленные лица и глаза.
Глубокой ночью меня разбудили девчонки, они рассказали, что милиционеры пришли к нашему домику, сначала долго стучали в дверь, потом начали ходить вокруг, пробовали открыть окно, расшатать стены. На данном этапе они просовывали в дверь веточку и пытались открыть крючок. Мы привязали дверной крючок поясом от халата к ножке кровати, все втроем сели на эту кровать и дрожали, как три поросенка. А вокруг домика ходили два злых волка, пытаясь пробраться внутрь, и шепотом матерясь. Шуметь и выбивать дверь они побоялись, и вскоре ушли. Мы завалились спать, а утром гаишники уже исчезли с турбазы.
Из Владивостока к нам приехали гости, мои знакомые, мама с сыном, сын, Степан был нашим ровесником. Все, кроме его мамы, взяли лодку и поехали кататься по морю. Накатавшись, мы пристали к берегу и встретили там рыбаков-любителей. Это были несколько мужчин, которые приехали на машине. Они попросили у нас лодку на час, чтобы наловить в море мидий и гребешков. Погода была чудесная, солнце сияло в ясном небе. Мы решили позагорать и одолжили рыбакам лодку.
Степан позвал нас полазить по скалам, но мы уже устали и не пошли, он отправился один. Вдруг окружающий мир в минуту переменился, тучи закрыли небо, подул сильный ветер, в довершение всего пошел дождь. Мы залезли в машину рыбаков и пережидали там непогоду. Из окна мы наблюдали, как Степан лезет вверх по скалам, потом, к нашему ужасу, срывается, летит вниз, бьется о скалы, и падает в море. Мы были в шоке!
Через некоторое время, Степан появился, он брел по берегу моря, под дождем, весь в ссадинах от падения, но живой и без переломов. Вскоре и мужики вернули нам лодку, они нас угостили сырыми гребешками с хлебом и солью. Это было очень вкусно, с тех пор я обожаю гребешки.
Степан оказался настоящим мужчиной, и отвел лодку один, а нас рыбаки довезли до дома на машине.
На Шаморе я потом отдыхала не один раз, и всегда это были незабываемые впечатления.
Путевки от Профкома
В нашем институте работал Профком (Профсоюзный комитет), но не все об этом знали. Многие за все время учебы ни разу не съездили на отдых за счет Профкома. Одна моя знакомая девочка Марина, посоветовала брать в Профкоме путевки в дома отдыха, профилактории и т.д. И мы каждый год по два раза ездили по этим путевкам во Владивосток, в дом отдыха Тихоокеанский, на турбазу Сокол, и в другие места. Путевка на 12 дней стоила 7 рублей!
Однажды мы отдыхали на турбазе зимой, собралась дружная компания, и мы решили поехать в ресторан Ночная заимка, он находился на шоссе, неподалеку от Владивостока. Там я первый и последний раз в жизни ела тушеную в горшечках изюбрятину, это незабываемый вкус. В ресторан мы приехали на автобусе, а вот назад добираться пришлось на попутках и пешком.
Дело было в январе, было тепло, всего градусов 10 мороза, шел мелкий снежок. Мы разбились на пары парень-девушка и поспорили, какая пара быстрее вернется. Всего было 5 пар. Лена со своим партнером ехали на попутке, а затем шли пешком напрямик по льду через залив, чтобы сэкономить время, но они пришли третьими. А вот как шла я совершенно не помню. Но все живые и здоровые вернулись на турбазу.
Бузули
Через год, на четвертом курсе, зимнюю сессии мы с Леной сдали очень плохо, я получила по одному предмету незачет, и должна была срочно его пересдать. Лене тоже грозила срочная пересдача. А у нас, как на грех, были путевки в дом отдыха Бузули, в Амурской области. И вот мы решили поехать отдыхать, не пересдав сессию, на свой страх и риск. Эту сессию вся наша группа сдала неважно, и даже выпустили стенгазету, где всех клеймили позором, а нас нарисовали очень похоже, как мы идем с чемоданами по железной дороге, а впереди табличка — «Бузули». После каникул мы все пересдали.
Дом отдыха был необычайно живописный, он стоял в березовом лесу, весь был покрыт снегом и сугробами, через которые шли тропинки к корпусам, столовой, кинотеатру. Все здания были деревянные, чистенькие, и все напоминало пионерский лагерь.
В комнате было три человека, мы с Леной и девушка Аня. В первый же день мы познакомились с парнями из Благовещенска. Они учились в строительном техникуме, и приехали в дом отдыха на сборы футбольной команды. С утра у них были тренировки, а после обеда свободное время, которое они проводили в нашей комнате.
Конечно не вся футбольная команда, а только самые замечательные ее члены. Я сразу влюбилась в капитана команды Вовку. Он был небольшого роста, но очень ладно скроенный. У него явно проявлялись лидерские качества, все в команде слушались его безоговорочно. Было понятно, что непослушание сразу покарается физическим воздействием, характер у него был крутой.
А как он пел под гитару, до сих пор помню: «Так же дождь стучался в окно, только это было давно. Где ты, мне сейчас все равно, с кем ты, мне сейчас все равно!» И все это на фоне снега и белых берез!
Вовка учился на последнем курсе техникума. А мне месяц назад исполнился 21 год, и я как раз освободилась от обязательств, данных когда-то самой себе. Мы с ним сблизились настолько, что решили пожениться. После дома отдыха, он приезжал ко мне в Хабаровск, и мы уже планировали свадьбу, как вдруг ему пришла повестка явиться в военкомат. У них в техникуме не было военной кафедры, и Вовке пришлось идти в армию.
Сначала мы часто переписывались, но через несколько месяцев он резко прервал переписку, не знаю по какой причине. Встретились мы с ним только через два года. Это произошло в городе Благовещенске, куда нас с Леной отправили по распределению от института на три года. В 1979 году еще была такая практика – распределение от института. Если выпускник не приезжал по месту работы, ему аннулировали диплом.
Проработав год в Амургражданпроекте, я в городском парке случайно встретила Вовку, он с группой друзей фланировал по дорожкам. Я подошла к нему, и он мне сказал, что вечером придет в общежитие. У нас опять закрутился роман, но ненадолго. Однажды он пришел весь расстроенный, оказывается ему парни наговорили, что я встречалась с другим в его отсутствие. Я резонно возразила, что он сам прервал переписку, и я считала себя свободной от обязательств. На это он пробормотал: «Двадцать лет служил, да еще пять лет…» Потом развернулся и ушел. Больше я его не видела.
Через два года, когда я уже была замужем, и у меня был ребенок, Вовка вдруг пришел к моей маме, он ведь знал адрес. Сидел долго и даже плакал, у него очень рано умерла мать, и он воспитывался отцом. Потом оставил мне записку: «Оля, я до сих пор тебя люблю!», и свой адрес. Он жил в городе Комсомольске-на-Амуре.
Конечно, я не собиралась ему писать письма, но через некоторое время меня от работы отправили в командировку в Комсомольск. Я тогда работала в Краевом научно-методическом центре методистом. И вот я после совещания выхожу из Дома Культуры, и обнаруживаю, что стою на той улице, где живет Вовка! Решила заглянуть к нему домой и все выяснить.
Подхожу к дому, сердце колотится и вот-вот выпрыгнет из груди. Дом старый, деревянный, с туалетом на улице. Нахожу его квартиру, это оказывается коммуналка со множеством дверей. Сосед показал мне комнату Вовы. Стучусь, открываю дверь, и мне навстречу поднимается с дивана бабка с грудным ребенком на руках. Обстановка в комнате бедная, все захламлено какими-то тряпками, от стены до стены протянута веревка с пеленками.
Бабка спрашивает, что мне надо, я быстренько придумываю, что я в командировке из Благовещенска, и Вовкина сестра просила меня зайти и узнать, как он живет. Бабка начинает рассказывать, что Вовка живет здесь со своей женой, ребенком и с ней, что он запугал всю квартиру, и когда он пьяный приходит домой, все соседи боятся высунуть нос на кухню. Ребеночек слабый, все время болеет.
После этого разговора, я совершенно избавилась от романтического налета на дальнейшие отношения, и четко поняла – это все в прошлом. Попрощалась с бабкой и ушла.
В Москву, в Москву
После четвертого курса у нас была преддипломная практика, которая продолжалась 2 месяца. Мы с Аней записались в Москву (это было по желанию студентов). Туда решили ехать на поезде, а обратно лететь самолетом, по студенческой скидке.
Сюрпризы начались сразу, как только мы сели в поезд, в плацкартный вагон. Нашими соседями по купе оказались парень с девушкой, они были из нашего института и тоже ехали на практику. Остальные пассажиры поезда являлись демобилизованными солдатами, которые ехали по домам из армии.
Вечером мы с Аней пошли поужинать в вагон-ресторан, и обнаружили, что весь поезд перепился, мы шли, как две овечки по вагонам, а со всех сторон к нам тянулись жадные руки, и доносился вопль: «Девочки, девочки!!!» Не дойдя до ресторана, мы сбежали в свое купе, рассказали соседям, что творится в поезде. Парень Вовка, который с нами ехал, велел нам лечь и накрыться с головой одеялами, а сам всю ночь дежурил, чтобы нас никто не тронул.
На следующий день у солдат, видимо, кончились деньги, и они превратились в обычных парней, совсем не агрессивных, а наоборот радостных, что армия закончена. В нашем купе постоянно торчали несколько солдат, которые бегали на остановках на перрон, и покупали нам картошечку, соленые огурчики и грибы. Только один солдат постоянно сидел злой, он говорил нам: «Пока вы спали дома в теплых постельках, нас там мучили, издевались, как хотели!»
Так мы ехали 7 суток, и наконец – Москва! Работали мы в ЦНИИЭП Учебных зданий, в комплексном отделе, который находился недалеко от Комсомольской площади. А общежитие выделили в Мытищах, оно было совершенно пустое, только на вахте сидели дежурные. Но если мы оставляли что-нибудь в холодильнике на кухне, то утром там оказывалось пусто, это осталось загадкой.
В нашем отделе работали очень хорошие люди. В первый день мы пришли на работу в ярких кримпленовых платьях, по-хабаровской моде, вошедший в отдел начальник воскликнул: «Что это за розочки тут сидят!» Потом уже один парень из отдела объяснил нам, что в Москве принято одеваться в серые тона, а мы одеты в слишком яркие и пестрые вещи. Но мы все равно одевались по-своему.
В отделе часто праздновали дни рождения и прочие события, накрывали стол, на котором обязательно были разные деликатесы, сало и водка, потом всех раньше отпускали домой. Зарабатывали мы, как техники-архитекторы по 70 рублей в месяц.
Что нас раздражало в некоторых коллегах, это мелочность. Две девушки и парень из нашего отдела вместе ходили в столовую, кто-то один платил, а потом остальные отдавали ему деньги, и вот после обеда начинались подсчеты: «Ты мне еще копейку должна, ты два кусочка хлебы съела! А салат стоил не 10 копеек, а одиннадцать!» И так целый час. Мы с Аней просто складывались деньгами, и платили за все, а когда деньги кончались, еще складывались. Никаких расчетов не было.
Мы активно включились в московскую жизнь, по вечерам посещали кафе Метелица и еще несколько кафе, названия которых я не помню. Жить в Мытищах оказалось очень неудобно – из Москвы надо было ехать поездом, а потом до общежития на автобусе, который ходил, как ему вздумается. Мытищи — это спальный рабочий район, застроенный серыми 5-этажными панельками, где везде расставлены пивные ларьки, с матерящимися мужиками, ходить по вечерам там было небезопасно.
То ли дело Москва, вся залитая огнями, вечером заполненная оживленными людьми! Но приходилось тащиться после кафе в Мытищи.
В 1978 году самой модной группой была Бони-М, в клубах танцевали только под эту музыку. Причем танцевали очень затейливо. Мы с Аней, насмотревшись на танцующих, тренировались в танцах во время работы, на верхнем этаже пожарной лестницы. Все, чтобы потом в клубе танцевать по-московски. Однажды в кафе меня пригласил на медленный танец симпатичный парень, вдруг он грубо сказал мне: «Сейчас мы выйдем отсюда и поедем ко мне домой, а потом я привезу тебя обратно. Если поднимешь шум, я тебя быстро успокою!»
Я испугалась, но сказала ему, что только возьму свою сумку. Прибежала за наш столик, а там с нами сидели курсанты военного училища, я им все рассказала. Курсанты вывели под ручки этого молодчика, видимо хорошо с ним поговорили, и больше он не показывался.
В нашем отделе работали два парня с Украины, из Харькова, тоже на преддипломной практике. От них я впервые услышала, что не все народы в СССР довольны своей жизнью. Я тогда наивно полагала, что СССР, это одна семья, что это нечто незыблемое, и все люди в республиках прекрасно себя чувствуют. А харьковчане говорили: «Украина должна быть свободной, у нас все есть для развития страны, мы отлично проживем без СССР!»
Также в нашем отделе проходила преддипломную практику девушка Галя, она училась в МАРХИ ( Московском архитектурном институте ). Она пригласила нас в общежитие на вечеринку с канапе, накрыла стол, и мы сидели, разговаривали. Там мы познакомились с двумя неразлучными друзьями, Айваром из Саратова и Влодеком из Польши. После этого мы часто приходили в общежитие МАРХИ, и могли наблюдать за жизнью студентов.
Влодек филосовски замечал:
— Сегодня Марек ночью кричал!
Марек тоже был поляк, он жил этажом выше Влодека и кричал из окна.
— А что Марик кричал?
— Влодек, Влодек!
— А что ты ответил?
— Марек, Марек!Такие умные разговоры…
В один из дней мы пошли в парк Горького, перед нами шли несколько африканцев. Я сказала Ане, что было бы интересно с ними поговорить, а Аня на удивление быстро знакомилась с людьми. Она обошла парней, и пошла впереди, размахивая руками, и как бы дирижируя невидимым оркестром. Они сейчас же к ней подошли, и так мы познакомились. Они хорошо говорили на русском, покатали нас на всех аттракционах в парке. А потом мы как всегда исчезли по-английски, не прощаясь.
Вспоминаю, как мы зашли в кафе, и Аня побежала вперед, посмотреть, есть ли свободные столики. Она была одета в брючки и кофту-разлетайку, а я в длинное платье. Швейцар у входа закричал мне: «Женщина, женщина, эта девочка с Вами?» Мы потом полчаса хохотали!
Сам город Москва мне не очень нравился, огромные пространства, которые нужно проходить пешком, езда в переполненном метро, не самый уютный город.
Поездка к отцу
Практика закончилась, но до даты билетов на самолет оставалось еще две недели, и мой отец прилетел в Москву, к своей сестре Доле, у которой я остановилась, чтобы забрать меня в Минск, к себе в гости. Аня в это время гостила у своих родных в Молдавии.
В Минск приехал также мой дед, и вот мы собрались всей семьей. Я познакомилась со своим единокровным братом Игорем. Мы с ним как-то сразу нашли общий язык, наверное голос крови.
У отца была овчарка Лада. Сначала она настороженно отнеслась к нам с дедом, но потом подобрела. Как-то я первый раз вышла в город одна, со своим ключом, и очень переживала, как меня встретит Лада. Тихонько открыла дверь и вошла в прихожую, Лада бросилась ко мне, подпрыгнула и облизала все лицо, в знак приветствия.
В Минске было очень хорошее снабжение, в магазинах постоянно продавалась сырокопченая колбаса, различные сыры, деликатесы, сладости, мясо. Все то, о чем в Хабаровске можно было только мечтать.
Диплом
На дипломе, без сил
На пятом курсе примерно с Нового года мы стали готовиться к сдаче диплома. Нужно было сделать подачу материала на десяти планшетах метр на метр, и написать пояснительную записку. Сначала народ долго раскачивался, но к маю уже почти все работали над дипломом.
Для каждой группы выделили аудитории, где мы и творили свои шедевры. У меня был проект Дома молодежи. Некоторые люди предпочитали работать ночью. В углу аудитории были навалены матрасы, посуда, зубные щетки. По утрам к туалетам тянулась длинная очередь желающих умыться и почистить зубы. Днем эти люди спали или слонялись по институту.
Я один раз попробовала работать ночью, но получила только головную боль, и проспала весь следующий день. После этого чертила только днем. Работали все, как каторжные, на пределе своих сил. После сдачи диплома в душе образовалась какая-то пустота, как всегда, после сдачи больших проектов. Казалось, что в жизни все уже закончено, и не к чему стремиться. Потом это чувство прошло. Отмечали торжественно в ресторане гостиницы Интурист.
Защита диплома – это было событие, но не менее важно считалось распределение. Молодой специалист должен был отработать три года в месте распределения из института, иначе у него аннулировали диплом.
В кабинет, где происходило распределение по городам, вызывали студентов, по порядку, учитывая средний балл за все годы обучения. Люди с высшими показателями могли претендовать на Хабаровск и Владивосток, остальные — на города поменьше. Мне достался Благовещенск, Лене тоже. И вот, через месяц отдыха мы поехали на место работы. Так закончился студенческий период моей жизни и начался рабочий, который продолжался 45 лет.
Наша группа после защиты диплома